Игорь Николайчук, Центр специальных медиаметрических исследований
По моему личному мнению, Владимир Зеленский является как бы трагической фигурой современности. Что бы о нем ни говорили в пропагандистских перебранках, но он явно неглуп, хотя и не харизматик, смог стать консенсусной фигурой для звериной украинской элиты и внешней пестрой политической тусовки, что, конечно, связано с его «пятой графой». Он доказал свою полезность Западу, не особенно возникая по поводу украинской государственной субъектности, да и видно, что Владимир Александрович человек незлой и явно без бандеровских людоедских комплексов. И вообще – представьте, что будет, если он оденет вышиванку! Одним словом, европеец. Но вот когда он начинает в публичном пространстве играть роль не то что лидера нации, а просто Президента Республики Украина – тут хочется громко кричать «Не верю!». Здесь он не на своем месте и не в свое время.
В 1942 г. министр пропаганды Третьего рейха пресловутый Геббельс дал жуткий разгон своим журналистам за то, что они назвали защитников павшего в то время Севастополя героями, несломленными бойцами, настоящими воинами, способными к самопожертвованию во имя идеалов и родины. И даже цитировали в этом ключе оценки солдат и офицеров Вермахта. Было строго разъяснено, что пропагандист не имеет права применять те слова, которые заранее «припасены» (это оригинальное слово – авт.) для характеристики только своих солдат, для описания врагов. Лексикон должен быть строго разделен. Это я не к тому, что «извините за начало статьи, зря я Зе в чем-то похвалил», а к тому, что украинский президент совершенно в публичной политике упускает важнейшие вопросы нациестроительства и формирования новой украинской идентичности. Лексикончик у него (и пресс-конференция это показала) годится только для отчета о проделанной работе. Национальный пафос отсутствует. Да он и сам в начале разговора с журналистами сказал, что ему не до создания новой нации, нам бы в Европы войти. Мы-де не украинцы, мы европейцы. Это недопустимо.
И вот почему. Социальные философы утверждают, что Украина переосмысливает свою советскую идентичность на путях классического национализма или даже радикального национализма, когда ключевую роль играет принесение героических жертв. Здесь есть один тонкий момент. Украина прочно встала на классический путь обретения национальной идентичности в модерново-европейском духе, т.е. в социальных декорациях 19 века. Но в самой Европе, которая так явно поддерживает Киев, национальные государства находятся в упадке, а новые формы государства еще не появились. Причем англосаксы процессы поисков этих форм блокируют и проклинают Евросоюз. В данных условиях ученые (не политики!) уже с начала 1990-х гг. стали говорить, что Украина «неправильно» получила независимость», «независимость свалилась на нее как снег наголову», «Украина за неё не сражалась». «Правильно» это когда независимость получают через войну. Сегодня Украина вовлечена в процесс обретения как «правильной» и «полноценной» независимости, так и не менее «правильной» и «полноценной» национальной идентичности. При этом массовая гибель украинцев порой прямо подается как способ «оправдать этими жертвами существование будущего государства, которому уже нельзя будет угрожать расчленением». Последний пассаж принадлежит скандально известному бывшему депутату Государственной Думы, ныне «человеку с астериском» (т.е. иноагенту) и соратнику Арестовича Марку Фейгину. Есть тут один интересный момент – по Фейгину «украинцы должны принести себя в жертву как евреи».
Этот тезис очень даже понятен, поскольку эксперты из числа еврейского лобби в конгрессе США с началом «перестройки» начали активно сотрудничать с бандеровским крылом послевоенных украинских эмигрантов, внушая им мысль, что независимой Украине для полноценной самоидентификации нужен свой Холокост. Холокост с украинской спецификой назвали Голодомором. И пошла писать губерния…
Серьезные израильские ученые провели специальное исследование: какие события истории наиболее сильно повлияли на национальное самосознание. На первом месте с огромным отрывом стоит создание государства Израиль. Затем следуют победы в многочисленных войнах с арабами. Холокост приглушен, поскольку хоть и бесконечно трагичен, но не пафосен. Жертва принесена пассивно, не в борьбе. То же самое и с Голодомором. Как ни старайся доказать, что это Сталин и коммунисты специально морили свободолюбивый украинский народ, все равно тот голод ассоциируется со стихийным бедствием, вроде наводнения. А вот в смысле победного пафоса ‑ что бандеровцы, что петлюровцы полные лузеры, они так и не выбились в жертвенных героев нации, продолжают числиться по графе «террористы».
Когда корреспондентка Би-Би-Си пламенная Джессика Паркер задала «как бы» провокационный вопрос: «Вы столкнулись с проблемами, связанными с сокращением поддержки Запада. Не считаете ли вы, что это начало потерь (по смыслу – начало конца, резкого ухудшения ситуации, возможность близкого поражения)», Зеленский ожидаемо ответил, что бывали времена и похуже, но «мы выстояли». Удивительно здесь то, что почти в полусонном состоянии лидер сырой еще нации вдруг заявил, что не знает, почему так случилось. Кто творец чуда – «люди, бог, партнеры»? После этого на национальных амбициях Киева можно поставить крест. Пассионарии Брюсселю не нужны, ему нужны потребители немецких товаров сразу после того, как американцы рано или поздно уйдут из Европы. Конец Байденропы не за горами. А нынешняя украинская властная элита вовсе не собирается конвертировать жертвы в новый национализм. «Вы жертвою пали в борьбе роковой // Любви беззаветной к народу, // Вы отдали всё, что могли, за него, // За честь его, жизнь и свободу!» - боже упаси, это напугает европейского обывателя. Мы-де просто противостоим агрессии, выполняем гражданский долг.
Отметим, что знаменитый похоронный марш, строки из которого приведены выше, впервые прозвучал открыто при демократическом и очень европейском Временном правительстве. В похоронах жертв Февральской революции в Петрограде на Марсовом поле участвовало около миллиона человек. А антипафосная пресс-конференция Зеленского может рассматриваться как признание факта неизбежного поражения. В первую очередь в деле лепки «нового украинца».
