Кстати, С.Нефедов – также кандидат математических наук, прекрасный знаток демографии. И в отличие от названных блестящих романистов, он не прибегает к услугам вымышленных персонажей. Все они под пером С.Нефедова реальны.
Главы "Украiна" и "Богдан Хмельницкий" из работы С.Нефедова сегодня актуальны для нашего читателя не только смысловым вписыванием в текущий Год России в Украине, не только приближающимся 350-летием Переяславской Рады. Мы надеемся, что слово блестящего романиста пробьет брешь в той стене злобно-фантастических, мерзких "историй Украины", которую сооружает галицко-канадский околонаучный бомонд, по сути – злобствующая национал-радикальная свора, для разделения на отдельные недружественные миры единый восточнославянский, русский мир.
Да, у нас есть Нефедовы. У них Недедовых нет!
Сергей Сокуров
Украинская летопись
В действительности во времена Богдана Хмельницкого еще не было ни Украины, ни украинцев. Земли теперешней Украины называли тогда Малой Русью, а слово "украiна" означало просто "окраина" – окраина Малой Руси. Население этой "украiны" называло себя русскими – но его язык уже слегка отличался от русского языка: там говорили не казак, а "козак", не "атаман", а "атаман". Украина была частью Западной Руси, попавшей под власть поляков; еще недавно, в XV веке, там были величественные православные храмы, и возводившие свой род к Рюрику православные русские князья владели многочисленными городами и селами. Однако в XVI веке произошли большие перемены; владычество Польши привело к тому, что русские порядки постепенно сменялись польскими. Польша была страной рабства, где крестьяне-"холопы" официально считались низшей расой: ссылаясь на Библию, их называли "потомками Хама". В западных русских областях, на Галичине и Волыни, русско-польская шляхта по польскому образцу завела фольварки и поработила крестьян, заставив их исполнять барщину. Когда-то свободные крестьяне превратились в "хлопов" и "быдло", в случае непокорности их заключали в колодки или до смерти секли плетьми. Шляхта надела польские одежды, носила польские имена и радовалась польской "свободе". "У нас в том свобода, – писал современник, – что всякий может делать то, что захочется; от этого и выходит, что бедный и слабый становится рабом богатого и сильного... В Турции никакой паша не может обидеть последнего мужика, иначе поплатится за то головой; у московитян первейший боярин, а у татар высокий мурза не смеет оскорблять простого холопа... Только у нас в Польше вольно все делать... Азиатские деспоты за всю жизнь не замучуют столько людей, сколько их замучуют каждый год в свободной Речи Посполитой".
Шляхта выжимала из крестьян все соки ради той роскоши, которую можно было получить в обмен на выращенный на фольварках хлеб: барки с хлебом отправляли вниз по Бугу и Висле к Данцигу, где голландские купцы предлагали за хлеб все товары Запада и Востока. "Высокородные паны" жили в замках, похожих на дворцы, ездили в каретах, обитых шелком, и носили шубы, усыпанные рубинами и сапфирами. Карету пана сопровождало множество вооруженных слуг – каждый магнат имел дружину из "гайдуков", которые держали крестьян в страхе и покорности. Гайдуками и палачами-"катами" руководил управляющий фольварка – обычно это был опытный в делах еврей; сами паны не разбирались в хозяйстве, поручая все дела управляющим. Порабощенные "хлопы" люто ненавидели управляющих-евреев, их называли "жидами": "Не так паны, ак паненята", – гласила украинская пословица.
Как ни тяжела была жизнь под панами и паненятами, до конца XVI века православные не испытывали притеснений в своей вере – они имели своих священников и свои храмы, в которых могли жаловаться на свою жизнь богу. Однако поляки продолжали насаждать свои порядки – и дело дошло до религии; в 1596 году под давлением короля православное духовенство подписало Брестскую унию. Украинская церковь отныне подчинялась римскому папе и сливалась с католической церковью; не желавшие признавать Унию теряли все политические права. Русская шляхта подчинилась и перешла в католичество, а затем приняла польский язык и слилась с польской шляхтой. Особенно старались к обращению в католичество монахи из ордена иезуитов; они создавали элитарные школы-коллежи, куда принимали детей русской шляхты – и оттуда выходили истые поляки, твердые в католической вере и презиравшие "русское быдло". Поляки жгли русские церкви и убивали священников; православных ремесленников и торговцев изгоняли из городов, а крестьянам не дозволяли крестить своих детей. Те, кто не мог или не хотел терпеть все это, бросали свои дома и бежали по старой дороге беглецов – на юго-восток к Днепру, на Киевщину, которая, собственно говоря, и называлась тогда "украiной". В начале XVI века Киевщина была почти необитаема, разве что в самом Клеве под стенами крепости был посад с тремя тысячами жителей – а дальше на юг простиралась бесконечная степь. "Тогда весь юг, все то пространство, которое составляет нынешнюю Новороссию, до самого Черного моря было зеленой девственной пустыней. Никогда плуг не проходил по неизмеримым волнам диких растений. Одни только кони, скрывавшиеся в них, как в лесу, вытаптывали их. Ничего в природе не могло быть лучше. Вся поверхность земли представлялась зелено-золотым океаном: сквозь тонкие, высокие стебли травы сквозили голубые, синие и лиловые волошки, желтый дрок выскакивал вверх своей пирамидальной верхушкой, белая кашка зонтикообразными шапками пестрела на поверхности, занесенный бог знает откуда колос пшеницы наливался в гуще..." "Черт вас возьми, степи, как вы хороши!" – восклицает Гоголь.
Благословенная страна степей была необитаема потому, что она принадлежала крымским татарам. Татары не сеяли и не пахали – они охотились на людей, и "украiна" была заповедным полем этой охоты. Каждый год Орда выходила в набег; все способные держаться в седле садились на коней и огромным загоном шли через "украiну " на Галицию и Волынь – и дальше к Висле. Все, кто не успел укрыться за стенами замков, становились добычей; мужчин секли саблями, женщин бросали поперек седла и везли в Крым – там, в Крыму, в огромном порту Кафы, их продавали чернобородым мусульманским купцам партиями от десятка и больше – всего до 50 тысяч полонянок в год. В общем, спасения не было нигде: с одной стороны поляки, с другой – татары, и чтобы выжить в этом мире, нужно было стать отчаянно смелым, ловким и сильным – нужно было стать казаком.
Казаки жили в основном охотой – благо в степи было много оленей и диких лошадей, а реки были богаты рыбой до такой степени, что в нерест опущенное в воду весло оставалось стоять торчком. Если пищи не хватало, то можно было "лупить татарских чобанов", то есть совершать небольшие набеги и угонять татарские стада. Чтобы обороняться от татар, строили "сечи" – то есть "засеки", земляные укрепления с частоколом наверху; вокруг таких укреплений возникали маленькие городки – самым известным из них были Черкаcсы, поэтому казаков часто называли черкасами. Кое-где вокруг городков оседлые крестьяне пахали землю – другие продолжали "казаковать" и уходили все дальше вниз по Днепру. В 1550 году казаки построили "сечь" на острове Хортица за днепровскими порогами – это была "Запорожская Сечь", прибежище самых отчаянных удальцов; они жили прямо посреди татарских кочевий и лишь протоки Днепра отделяли их от врагов. Запорожцам было не прокормиться охотой, и они жили так же, как татары, войной и набегами, но, в отличие от татар, совершали набеги по воде, на больших лодках, "чайках". На "чайке" было два-три десятка гребцов и несколько маленьких пушечек; такое суденышко могло выйти в море, и флотилии "чаек" совершали нападения на берега Крыма – и даже добирались до Турции; казаки грабили прибрежные города и возвращались с богатой добычей. Обычаи Запорожской Сечи были непохожи на обычаи других казацких городков – в Сечи не было женщин, и тому, кто приведет туда женщину, угрожала смертная казнь. Сечь была "рысарским товариством", запорожцы жили "куренями", дружинами в полторы сотни "рысарей" во главе с выборным "отаманом"; всего насчитывалось до сорока куреней, каждый из них обитал в огромном шалаше из тростника, крытом лошадиными шкурами. Все члены куреня считались братьями, все вместе ели из одного котла рыбную похлебку и вместе пили горилку – запорожцы прославились своей любовью к горилке. Как древние киевские князья, сечевики носили чуб и длинные усы, на голове – обязательно баранья шапка, знак казацкого достоинства, одевались как придется; часто ходили голые до пояса – и так же шли в бой. Вооружение составляли сабли и ружья – сечевики были известны как меткие стрелки; в боях с татарами они сражались как чешские табориты: сдвигали "табором" телеги и из-за телег расстреливали всадников. В центре Сечи была церковь и площадь, где собиралось "коло" – казачий круг; здесь решали все важные дела и выбирали главного, "кошевого", атамана. Население Сечи было непостоянным: одни, обогатившись добычей, уходили в Черкасcы, другие приходили из Черкасc за добычей – в общем, Сечь походила на лагерь викингов, перенесенный из глубины тысячелетий в XVI век.
По мере порабощения крестьян в Галиции и на Волыни поток беженцев на Киевщину становился все шире; появлялись новые казацкие городки и хутора – и настал момент, когда вслед за беженцами пришли паны. В конце XVI века поляки обнаружили, что в степях есть кое-какое население, и польские короли стали раздавать эти земли шляхтичам. Паны со своими гайдуками двинулись на Киевщину; они строили замки, обустраивали фольварки и заставляли крестьян нести барщину. Впрочем, поначалу повинности были не такими большими, как в Галиции; паны переманивали к себе крестьян из западных областей и давали им временные льготы – но потом постепенно отягчали барщину. Несколько тысяч казаков было принято на королевскую службу и записано в "реестр": эти реестровые казаки получали жалованье и защищали границу от татарских набегов. Остальных казаков поляки причислили к крестьянам и заставляли отбывать повинности – но казаки сопротивлялись, бунтовали, собирались в отряды и нападали на панов – или уходили в Запорожье. В 1637 году на Украине началось большое восстание; запорожский атаман Павлюк призвал всех крестьян идти в казаки, "реестр" перешел на сторону восставших, всюду жгли панские поместья и убивали шляхтичей. В декабре 1637 года казацкое войско встретилось с польской армией в битве при Кумейках – и потерпело поражение; поляки прошли по Украине косой смерти; вдоль всех дорог, на всех холмах стояли колья с казненными – польский гетман Потоцкий хотел поразить русских ужасной расправой. "Детей казацких в котлах варили", – говорит украинская летопись; крестьяне толпами бежали в Московию, где царь селил их по берегам Дона. Реестровые казаки были вынуждены присягнуть королю и принять к себе польских офицеров, они обязались не сноситься с Запорожьем и не пускать туда других казаков. Чтобы перекрыть путь по Днепру, была построена мощная крепость Кодак; строительством руководил французский инженер Боплан, тяжелые ядра крепостных пушек в щепки разбивали отважившиеся на прорыв казацкие чайки. Когда строительство крепости было завершено, польский гетман вызвал казацких старшин, чтобы показать им укрепления.
– Ну, каков вам кажется Кодак? – насмешливо спросил гетман.
Казаки переглянулись.
– Что человеческими руками создается, то человеческими руками разрушается, – вдруг дерзко ответил один из них.
– Кто такой? - нахмурившись, спросил гетман.
– Богдан Хмельницкий, Чигиринского полка сотник, – ответил дерзкий казак.
– Богдан Хмельницкий... – недобро усмехнувшись, повторил гетман. – Чигиринского полка сотник... Надо запомнить...
Летопись Малой Руси
Богдан был сыном сотника Михаилы Хмельницкого, погибшего в бою с турками под Цецорой; он сражался рядом с отцом, был сбит с коня и попал в плен. Освободившись из плена, Богдан занял место отца, а позже дослужился до должности войскового писаря – по теперешним званиям это была должность начальника штаба казацких войск. Хмельницкий был образованным человеком, он знал латинский, турецкий, польский языки, побывал во Франции и был знаком с тактикой европейских армий. Неподалеку от Чигорина у Богдана было небольшое поместье, хутор Субботов, где он и жил со своими пятью детьми и второй женой, красавицей полькой, – его первая жена к тому времени уже умерла. Красавица панна была причиной распри, вспыхнувшей между Богданом и польским офицером Чаплинским; в конце концов, Чаплинский со своими солдатами ворвался на хутор Субботов, силой завладел женой Богдана и приказал высечь его -летнего сына – да так, что мальчик вскоре умер. Богдан вызвал поляка на поединок, тот явился с тремя гайдуками, но объятый яростью Хмельницкий в одиночку обратил в бегство четверых противников. Это не помогло Богдану вернуть свою жену и свой хутор, польские судьи открыто смеялись над |ним. Хмельницкий дошел до самого короля Владислава, но даже король был не в состоянии бороться с самоуправством шляхты; он лишь выразил Богдану свое сочувствие и посоветовал ему действовать силой. "Они – воины, и ты – воин, – сказал Владислав. – Вот у тебя сабля на поясе". Король враждовал с магнатами и видел в казаках своих союзников; за год до описываемых событий он передал казацким старшинам "привилей о восстановлении казацких вольностей" – но ставленник панов старшина Барабаш скрыл эту грамоту. Хмельницкий знал о "привилее", он пригласил к себе Барабаша, напоил его горилкой и хитростью выманил грамоту. Вернувшись от короля, Богдан созвал казаков на тайную сходку и показал им "привилей": "Король предоставляет нам разделаться с нашими врагами силой, – говорил Хмельницкий, – ужели будем терпеть и дальше?" Со всех сторон закричали, что терпеть нет мочи, что польские офицеры считают "свободных рысарей" за хлопов, что крестьянам тоже невмоготу и они встанут как один – стоит казакам дать сигнал. Казаки сговорились готовить восстание, но поляки узнали о сходке, и заговорщикам пришлось бежать в Запорожье; запорожцы были бы и рады принять Хмельницкого, но поляки потребовали его выдачи. Богдану пришлось бежать дальше, вниз по Днепру; он прятался в камышовых зарослях, скрывался в пещерах – и, в конце концов, отчаяние толкнуло его на последнюю крайность: он поехал в Крым, к хану.
Татары во все времена были заклятыми врагами казаков и предлагать им союз – это было все равно, что вступать в сделку с дьяволом. Однако поляки вполне понимали Богдана: "Можно обратиться за помощью к самому сатане, чтобы избавиться от такого рабства", – говорил коронный маршал Казановский. Хан Ислам-Гирей улыбнулся, увидев Богдана: любая распря между его врагами сулила хорошую добычу. Для начала хан послал с Богданом четыре тысячи всадников; когда Хмельницкий вернулся в Запорожье, казаки собрались на раду, спорили долго и горячо, но В конце концов согласились на союз с татарами и избрали Хмельницкого гетманом. В это время к Запорожью уже шли поляки: пять тысяч латной конницы двигались напрямик через степь и пять тысяч реестровых казаков плыли по Днепру на "чайках". Хмельницкий устроил лагерь на реке Желтые Воды, а сам поспешил к Днепру; реестровые казаки, увидев его, тут же примкнули к восставшим; 19 апреля 1648 года польская конница была окружена у Желтых Вод 20-тысячным казацко-татарским войском. После ожесточенного боя Хмельницкий пообещал полякам, что даст им возможность уйти – только бы они выдали свои пушки; поляки согласились, но татары не захотели упустить добычу; они внезапно напали на отступавших поляков – резня была такой жестокой, что, по словам летописца, из нее удалось вырваться лишь одному шляхтичу. Весь в крови, он прискакал к польскому гетману Потоцкому с вестью о гибели пяти тысяч поляков; у Потоцкого еще оставалось 20 тысяч солдат – и 15 мая он дал сражение казакам у города Корсунь. Битва продолжалась два дня; поляки были окружены, и лишь тысяче гусар удалось вырваться из сечи; гетман Потоцкий и восемь тысяч пленных стали добычей татар.
Вслед за битвой под Корсунью восстала вся Украина – до Днестра. Скопившаяся за десятилетия ненависть полыхнула яростным пламенем – и огонь восстания охватил тысячи деревень и городов. "Приспел час, желанный час! – провозглашали священники, вздымая над толпой православный крест. – Время вернуть свободу и веру!" Десятки тысяч крестьян собирались в огромные толпы – босые, одетые в сермяги, с вилами и кольями, они врывались в поместья, крушили, жгли, в слепой ярости истребляли все живое. Паны и "паненята" в ужасе бежали в города, но в городах всегда находился кто-то, кто открывал ворота восставшим. В Немирове было перебито шесть тысяч поляков и иудеев, потом повстанцы осадили замок князя Чет-вертинского Тульчин; поляки в ужасе сами выдали евреев казакам – вытолкали их за стены, на расправу – но не спаслись, замок был взят; восставшие рабы потехи ради устроили пир для шляхтичей - и по одному выводили их во двор рубить головы. Князь Четвертинский был разорван на части собственными холопами; его детей тоже убили, а его жену казацкий "полковник" Остап повел в церковь венчаться. Благородные паны, наконец-то, узнали, что такое ненависть рабов, на что способны люди, доведенные до отчаяния.
Хлопы, поднявшиеся на господ, считали, что, взявши в руки оружие, они становятся вольными казаками – они шли к Хмельницкому, и гетман делил их на полки и сотни, назначал полковников и раздавал знамена. Потом они уходили "очищать Русскую землю" от поляков и иудеев; другие даже и не приходили к Хмельницкому, а делали это сами; огонь восстания распространился на Белоруссию, и даже в Польше появлялись небольшие отряды партизан. Шляхта и паны не знали, что делать: армии не было, главнокомандующий в плену, король Владислав умер незадолго до Корсуньской битвы. Сопротивление восставшим оказывал лишь князь Вишневецкий; со своим княжеским войском он жег деревни, пытал, варил в котлах, садил на кол виновных и невиновных – пока казаки не заставили его отступить на Волынь. В июне 1648 года в Варшаве собрался сейм, постановивший созвать "посполитое рушение" – всеобщее ополчение шляхты. Ополчение собиралось медленно, прославленное польское рыцарство уже привыкло к роскоши и праздной жизни в своих поместьях. Паны собирались на войну, как на пир – за войском следовали тысячи телег с атласными шатрами, драгоценными ложами, столовым серебром, с бочками вина и всяческой снедью. Шляхтичи хвалились друг перед другом роскошью одежд, золотыми шпорами, чеканными доспехами, позолоченными саблями; за каждым паном ехала толпа слуг: на 50 тысяч воинов приходилось 200 тысяч служителей, которые только и мечтали, что убежать к казакам. Хмельницкий тоже собирал силы – у него было уже 80 тысяч казаков, и он поджидал хана, шедшего на Украину с огромной 0-тысячной ордой. сентября началась битва при Пилявцах; самоуверенные рыцари пошли в атаку, крича, что они изрубят хлопов в куски – но первый день боя не принес им победы. К вечеру на второй день на поле сражения показались первые отряды татар; на третий день казаки заманили в засаду и истребили два полка шляхетской конницы. Основные силы орды были уже близко – поляки были в смятении; в ночь на
сентября в польском лагере вспыхнула паника; паны, бросая добро, салились на коней и опрометью скакали прочь. К утру лагерь был пуст; всюду валялись драгоценные кубки, роскошные шубы, золото – казакам досталось 120 тысяч возов с поклажей. Большую часть добычи забрала прибывшая к полудню орда – но и казаки набрали столько, что, подвыпив, отдавали бархатную шубу за четверть горилки.
После позорного бегства "сиятельных панов" казацкое войско приступило к осаде Львова. Львов был вторым по величине городом Польши – но большую часть его населения составляли не поляки и не русские, а евреи, немцы и армяне. Горожане решили защищаться и отбили несколько штурмов – но в конце концов выкинули белый флаг. Завидев флаг, Хмельницкий бросился в гущу сражавшихся и остановил казаков; гетман боялся, что казаки и татары устроят в городе резню; он запретил вступать в город и ограничился контрибуцией. Хмельницкий надеялся заключить мир с поляками; он понимал, что Польша еще сильна, а хан – ненадежный союзник. Гетман отправил послов на сейм в Варшаву и требовал избрания королем Яна Казимира, брата покойного Владислава: Ян Казимир обещал восстановить казацкие вольности. В страхе перед стоявшим у Замостья казацким войском сейм избрал Яна Казимира королем, начались переговоры, казаки сняли осаду Замостья и вернулись на Украину. В декабре гетман торжественно вступил в Киев: звонили колокола, гремел салют, толпы людей высыпали на улицы, многие становились на колени – благодарили за избавление от рабства, женщины протягивали Хмельницкому своих детей. До сих пор Богдан воевал за казачьи вольности, и ему было мало дела до простых хлопов – теперь он почувствовал себя народным вождем. Польские послы обещали ему все, что угодно, лишь бы он "отступился от черни", приказал хлопам работать на панов. "Не выдам черни, – отвечал Богдан. – Я выбью из шляхетской неволи весь русский народ". Переговоры на этом закончились, весной 1649 года снова началась война, польская армия двинулась на Украину. Гетман объявил всеобщий сбор, крестьяне бросали плуги и шли к Хмельницкому; только старики, женщины и дети оставались дома. 18 июля 0-тысячное народное ополчение окружило польскую армию у Збаража, крымский хан привел огромную орду. Объятые страхом польские рыцари взялись за лопаты и, работая днем и ночью, насыпали вокруг своего лагеря высокий вал; казаки поставили еще более высокую насыпь, и с ее вершины обстреливали лагерь из пушек – так что рыцарям приходилось прятаться в ямы. Вскоре среди поляков начался голод – они надеялись только на помощь короля; Ян Казимир собрал 50-тысячное рыцарское ополчение и двинулся к Збаражу. 5 августа на переправе близ города Зборов рыцари были внезапно атакованы казацкой и татарской конницей; 5 тысяч не успевших переправиться шляхтичей были буквально растоптаны мчавшейся во весь опор конной лавой. На другом берегу реки король сумел организовать оборону – но положение было отчаянное; было решено отправить посла к крымскому хану и принять все его условия. Поляки пообещали хану платить огромную дань и отдали татарам на разграбление Галицию и Волынь; хан был доволен и заставил Хмельницкого подписать договор: число реестровых казаков устанавливалось в 40 тысяч, остальные крестьяне и казаки должны были работать на панов.
Война прекратилась – но дарованный ханом мир оказался еще хуже войны. Татары с позволения короля разошлись загонами по Галиции, Волыни и Украине; они захватили 50 тысяч полонянок – и вернувшиеся из-под Зборова казаки приходили к разоренным домам. Саранча уничтожила все, что успели посеять, – наступил голод, а затем стали возвращаться паны; они хватали "зачинщиков" и сажали их на колья. Крестьяне толпами уходили в Московию, казаки снова стали собираться в отряды и нападать на панов, 50-тысячная толпа подступила к Хмельницкому: "Так-то ты нас покидаешь, гетман, – говорил полковник Нечай. – Покидаешь тех, кого обязан защищать и не давать в обиду Панову! Мы выберем себе другого старшого, который лучше тебя постоит за нас!" "Господа поляки поддели меня, – говорил Хмельницкий, – заставили подписать договор, которого исполнить нельзя. Сами посудите: сорок тысяч казаков; что я буду делать с остальным народом? Они убьют меня, а на поляков все-таки поднимутся!" Через год стало ясно, что неизбежна новая война; Хмельницкий искал союзников; он уже много раз посылал к московскому царю, просясь в его подданство вместе со всей Украиной, умолял вступиться за православный русский народ – но московские бояре не хотели иметь дела с взбунтовавшейся чернью. Обида была горькой: "Не пожелал нас государь, не пожаловал, – говорил Хмельницкий, – не подал помощи христианам против врагов". Оставался один союзник – орда, союзник хуже врага: татары не столько воевали с поляками, сколько грабили Украину. Весной 1651 года в Польше было объявлено о сборе всеобщего рыцарского ополчения; римский папа призвал поляков встать за святую католическую веру, как во времена крестовых походов; всем ополченцам обещалось отпущение грехов. В ответ на призыв папы вся шляхта села на коней; в июне на Волыни собралось огромное, стотысячное войско; 19 июня поляки встретились с казаками и татарами в битве у Берестечка. В первый день сражения противники пробовали силы друг друга; на второй день рыцарская конница пошла в атаку сплошной железной лавиной – как в битвах средних веков. Казацкие заграждения из окованных железом телег были прорваны – но казаки продолжали сражаться, в то время как татары не выдержали удара и обратились в бегство. Хмельницкий поскакал за ханом, чтобы вернуть татар, но хан не только не вернулся, но и не отпустил назад гетмана. Казаки остались без вождя, они сумели продержаться до темноты, а ночью окружили свой лагерь валом и заграждениями из телег. Осада лагеря продолжалась неделю; поляки подвезли тяжелые пушки: "Началась такая пальба, что казаки думали, что земля под ними провалится". Упавшие духом казаки решили уходить через болото позади лагеря; ночью они побросали в болото шатры, кожухи, седла, попоны и стали переправляться по этой гати. К утру переправилась почти половина войска – но тех, кто не успел, охватила паника, они разом бросились на гать – и она провалилась, тысячи людей утонули, остальных перебили поляки. Польские шляхтичи хвастались потом, что у них болят руки – так много народу они порубили. "И так пропало тогда казаков на 50 тысяч через измену ханову и отлучку за ним Хмельницкого", – говорит летопись. Кровавая драма под Берестечком надолго осталась в памяти народа Украины:
Tекут речки кровавые
Темными лугами.
Летит орел по-над хутор,
А в повитру вьется,
Ой там, ой там бедный козак
С поляками бьется.
Тягучие и печальные песни пели тогда на Украине. Страна была разорена войной, польские погромы и татарские грабежи, голод и мор обезлюдили целые области: "Дороги были покрыты мертвыми телами, и леса наполнены трупами и полумертвыми". "Мы не видели ни городов, ни сел, – свидетельствует польский посол, – только поле и пепел". Вернувшись из татарского плена, гетман Хмельницкий был вынужден подписать договор с поляками: реестр устанавливался в 20 тысяч человек, остальные крестьяне отдавались на произвол возвращавшихся панов. Этот договор был неисполним, так же как и предыдущий; крестьяне не подчинялись панам и уходили в партизанские отряды, толпы беглецов шли за Воркслу – в московские земли. Хмельницкий в отчаянии обращался к царю Алексею: "Пожалей нас, государь православный, умилосердись над православными божьими церквями и нашей невинной кровью", – царь не отвечал. Весной 1652 года снова началась война, и Хмельницкий сумел одержать победу над 20-тысячной польской армией у Батога; Ян Казимир пытался снова собрать "посполитое рушение" – но польской шляхте надоело воевать; сейм лишь с трудом смог найти деньги, чтобы завербовать наемников. Летом 1653 года король с 80 тысячами польских и немецких наемников вторгся на Украину – это был поход среди выжженной пустыни, страна была разорена, всюду виднелись пепелища, и негде было достать продовольствие. Польская армия остановилась у Жванца на Днестре, крымские татары перехватили все дороги вокруг; солдаты голодали, бунтовали и самовольно уходили домой. Наступили ноябрьские холода, король был вынужден вступить в переговоры с ханом; он обещал ему возобновить зборовский договор – обещал платить дань и позволил татарам грабить и брать полон. Татары разошлись загонами от Днестра до Вислы; все, что уцелело, было предано огню. Вытоптала орда киньми маленькие диты, Малых потоптала, старых порубала, А молодых в полон забрала.
Хмельницкий был в отчаянии – он уже не знал, что делать; он еще летом подумывал предаться турецкому султану, теперь гетман вернулся в Чигирин и по казацкому обычаю искал забвение в горилке. Неожиданно ему доложили о прибытии московских послов: это было чудо, царь снизошел до казачества и принимал его в свое подданство! Еще в октябре в Москве состоялся Земской собор, на котором было решено удовлетворить постоянные мольбы казаков – "дабы не допустить их в подданство турецкому султану". 8 января 1654 года гетман созвал всех казаков на раду в Переяславе, объявил им о царской милости и спросил их одобрения.
– Вси ли того соизволяете? – обратился он к огромной толпе.
– Вси! – закричал народ.
– Буди тако! – провозгласил гетман. – Да укрепит нас Господь под его царской крепкой рукой!
– Боже утверди! – кричал народ. – Боже укрепи, чтоб вовеки вси едино были!