Взятые в плен красноармейцы и офицеры поступали на дивизионные и армейские сборные пункты. Здесь сразу отбирались бывшие комиссары и коммунисты, которые подлежали уничтожению. От общей массы пленных изолировались также евреи. Далее заключенные передавались в транзитные лагеря, так называемые дулаги (Durchgangslager – Dulag), которые располагались, как правило, на территории оккупированных областей СССР. Чаще всего это были голые участки земли, обнесенные колючей проволокой и совершенно не приспособленные для содержания военнопленных. В дулагах пленных разделяли на две категории: рядовой и сержантский состав отправляли в шталаги (Mannschaftstammlager – Stalag), а офицеров – в отдельные офицерские лагеря – оффлаги (Offizierslager – Offlag). Все перечисленные лагеря находились в ведении OKW (Oberkommando Wehrmachts – Объединенное командование вермахта) и охранялись армейскими частями.
Есть серьезные основания полагать, что германское командование не было подготовлено к приему и размещению в шталагах и оффлагах на территории Польши и Германии такого количества военнопленных, какое оказалось в его руках к концу 1941 года. Вопрос дополнительного строительства лагерей, в сущности, даже не обсуждался. По этой причине многие дулаги, находившиеся на территории Белоруссии, Украины и Литвы уже осенью 1941 года были преобразованы в шталаги. На территории этих огромных загонов военнопленные были фактически предоставлены своим собственным заботам. Лагерное начальство ограничивало свои функции внешней охраной лагерей от побегов, не рискуя лишний раз появляться внутри огороженной зоны, где свирепствовали эпидемии (от которых порой вымирали целые лагеря). Никакой серьезной медицинской помощи пленным не оказывалось. Надзор за внутренней жизнью и забота о поддержании порядка в лагере передавались полицаям, которые назначались немецкими комендатурами. Часто за такую работу брались жители прибалтийских республик, а также западных областей Украины и Белоруссии, вошедших в состав СССР в 1939 году. Они слыли жестокими и беспощадными садистами.
Организация продовольственного снабжения была поставлена очень плохо. В лучшем случае заключенные получали в день миску баланды и 50-0 г. хлеба с большим содержанием примесей. Чаще же пленных почти не кормили совсем – и тогда съедалась кора деревьев, корни растений, всякая живность, не говоря уж об остатках урожая с окрестных полей, изредка завозившихся в лагеря. Жильем военнопленные тоже обеспечивали себя сами – рыли руками и мисками ямы, покрывали их чем придется. В таких "землянках" грелись суровой зимой 1941 1942 годов.
Смертность в лагерях была очень высокой: люди гибли от голода, мороза, болезней, погибали от рук лагерной охраны. Только по официальным немецким данным доля умерших достигала 57,8 процентов всех взятых в плен. Из примерно 5 миллионов советских военнопленных к концу войны в живых осталось и вернулось на родину только около 1 836 000 человек: более 2 миллионов погибло в шталагах от болезней и недоедания (подавляющая часть – в первую страшную зиму 1941 1942 гг.); около 280 000 – в транзитных лагерях и на этапах; 1 030 157, по немецкой статистике, были расстреляны при побегах или переданы из под "опеки" OKW в ведение Главного управления имперской безопасности (RSHA), то есть в "штрафные" лагеря и лагеря массового уничтожения ("концлагеря"), охранявшиеся войсками СС, где их ждала почти неминуемая смерть.
Гитлеровцы широко использовали в своей пропаганде тезис о предательстве советской властью своих солдат, оказавшихся в плену. И эта пропаганда имела определенный успех. Ее воздействие особенно усиливал эффект контраста в крупных шталагах Германии, где по соседству с советскими пленными размещались французы, югославы, англичане и американцы, получавшие помощь по линии Красного Креста и сравнительно неплохо чувствовавшие себя в неволе.
Положение советских военнопленных в германских лагерях стало улучшаться только в 1942 году. Война приобретала затяжной характер, и в Германии стал ощущаться недостаток рабочей силы. Еще в 1940-1941 гг. активная вербовка на работу в Германию велась в оккупированных странах Западной Европы. Когда провалился "блицкриг" на Востоке, было принято решение использовать советских военнопленных как бесплатную рабочую силу. Из шталагов их стали переводить в трудовые лагеря (Arbeitslager) и рабочие команды, находившиеся на балансе концернов и военизированных трудовых организаций (Тодта и Шпеера). Как правило, труд пленных использовался на строительных работах, для расчистки развалин домов и дорог, в каменноугольных и рудных шахтах, а также на предприятиях военной промышленности и в сельском хозяйстве.
Настроения советских пленных оценивать очень непросто. Все источники свидетельствуют о существовании в лагерях мощного просоветского подполья. Именно из его рядов вышло впоследствии наибольшее количество советских партизан в Европе. Помимо открытых немецких пособников, существовала определенная часть военнопленных, которой был присущ довольно критический взгляд на советский режим. Следует отметить пассивную, выжидательную позицию определенного и, как представляется, весьма значительного количества военнопленных.
К вербовке гражданского населения захваченных областей СССР на работы в Германию оккупационные власти приступили раньше, чем к использованию труда военнопленных, – еще в первые месяцы 1942 года. Сперва вербовка осуществлялась на добровольных началах, затем была предпринята попытка организовать трудовую мобилизацию. Все пригодные должны были явиться в назначенное время в специально созданные Рабочие управления. За неявку полагалось строгое наказание вплоть до ареста. Но и эта мера не возымела должных последствий. В конце концов, все завершилось облавами на улицах деревень и городов. В общем итоге, на работы в Германию и оккупированные страны было вывезено приблизительно 4 978 000 человек, главным образом молодых женщин и подростков.
Обращение с остарбайтерами ("восточными рабочими", "остовцами") в Германии было почти такое же, как и с военнопленными. Они размещались в малоприспособленных бараках трудовых лагерей, охранявшихся полицией и армейскими войсками, получали отвратительную лагерную баланду из гнилых овощей, за малейшие провинности подвергались жестоким избиениям, а в случае серьезных нарушений отправлялись в концлагеря. Кормили их далеко не всегда лучше, а чаще даже хуже, чем военнопленных в шталагах, так как если там плохое питание объяснялось только банальным воровством, процветавшим в комендатурах, то здесь в дело включались сразу два фактора: и воровство, и экономический расчет хозяев предприятий, на которые поступали остарбайтеры. К ним относились как к настоящим рабам, на которых можно и нужно наживаться. Смертность среди них тоже была очень высокой. Работали "остовцы", как и пленные солдаты, на крупных заводах, предприятиях военной промышленности, стройках. Некоторым "везло" – они оказывались батраками у немецких бауэров.
Относительно политических настроений "восточных рабочих" можно сделать те же выводы, что и в случае с военнопленными. Здесь тоже существовали подпольные организации, совершались акты саботажа, но, опять же, в активной подпольной деятельности участвовали далеко не все.
Хотя рабочие лагеря для военнопленных и для "цивильных" пленных формально различались, по своему реальному положению военнопленный из рабочего лагеря приближался к остарбайтеру. Более того, нередко обе категории рабочих трудились на одном предприятии и даже жили в одних бараках. Часто бывали случаи, когда бывшие солдаты Красной Армии, бежавшие из плена на захваченной территории СССР, задерживались оккупационной гражданской администрацией во время облавы и отправлялись в Германию как "остовцы". Иногда в эту категорию попадали даже военнопленные из дулагов и шталагов.
Уже в первые месяцы 1942 г. советские гражданские и военные пленные стали поступать не только на предприятия "Третьего Рейха", но и в оккупированные государства Западной Европы – во Францию, Бельгию, Нидерланды. Обе категории находились здесь на правах "рабочего скота", который использовался для возмещения нехватки рабочей силы на всех видах малоквалифицированных трудоемких работ. Особое значение приобрело использование труда советских граждан на шахтах востока и северо-востока Франции, южных и восточных районов Бельгии, а также на строительстве военных укреплений (особенно вдоль северных и западных берегов Франции, где возводилась грандиозная система укреплений – "Атлантический вал").
В это же время, то есть еще в начале 1942 г., советские рабочие появились и в Италии. Не совсем ясно, являлись ли эти люди военнопленными, захваченными на восточном фронте итальянскими частями, или же они были переданы в распоряжение итальянского правительства германскими государственными учреждениями. Последнее более вероятно, так как среди них было много гражданских пленных, но каких-либо документов, свидетельствующих о существовании договоров между Германией и Италией по этому вопросу, пока обнаружить не удалось. Что касается времени после оккупации Италии, то и в этот период на Апеннинский полуостров было доставлено некоторое количество советских пленных, которые использовались на вспомогательных работах при немецких частях.
Из советских военнопленных в основном формировались т.н. "восточные" подразделения германской армии. Хотя первые советские перебежчики поступили на службу в ряды германской армии в качестве помощников-"хиви" (Hiwi, Hilfswillige) еще летом 1941 года, первые организационно оформленные "национальные батальоны" появились только во второй половине 1942 г., когда германское командование, ощущая потребность в дополнительных резервах, решило не ограничиваться использованием труда военнопленных, но и привлечь их к широким боевым действиям. Уже к сентябрю 1942 г. были сформированы туркестанский, азербайджанский, армянский, идель-уральский и грузинский батальоны. Далее развернулось формирование частей и из русских пленных.
Всего в рядах германской армии за весь период войны, по разным оценкам, находилось от 1 200 000 до 1 600 000 советских граждан. В эти формирования прежде всего вступали убежденные противники советской власти, добровольцы борьбы с советским режимом. Вообще, существовало несколько распоряжений германского командования, требующих строгого соблюдения принципа добровольности при комплектовании таких подразделений. Однако очень часто бывало, что военнопленные шли туда не по идеологическим причинам, а только чтобы вырваться из ужасных условий немецкого плена, где они содержались на пределе физического и психического выживания. Многие при этом рассчитывали при первой же возможности перебежать к партизанам. На это указывалось и в листовках, которые распространялись среди военнослужащих "национальных" легионов и власовцев. Нередко пленные заманивались в такого рода формирования обманным путем, под видом вывоза на работы и т.д., а иногда просто загонялись под угрозой расстрела.
Неудивительно, что боеспособность "восточных" формирований, по единодушному мнению всех, кому приходилось иметь с ними дело, была низкой. Более того, многим удавалось реализовать свои тайные намерения и перебежать на сторону Красной Армии или к партизанам. Один из самых известных случаев такого рода произошел в Белоруссии в начале 1943 г., когда на сторону партизан перешли, только получив обмундирование, около 1 000 солдат "Первой русской национальной бригады" во главе со своим командиром В.В. Гиль Родионовым, бывшим подполковником Красной Армии, который был начальником штаба 229-й стрелковой дивизии и попал в плен в конце июня 1941 года. Перешедшей к партизанам бригаде было присвоено наименование "1-я антифашистская партизанская бригада", командиром ее был утвержден В.В. Гиль Родионов, которому по приказу Сталина было присвоено звание полковника Красной Армии и вручен Орден Красной Звезды.
К концу лета 1943 г. ситуация особенно обострилась. Германское командование пришло к выводу, что "пребывание добровольческих формирований в районе действия армии близ фронта и в районах борьбы против партизан представляет собой опасность, которой армия в ее современном состоянии противостоять не может". Предлагалось отвести все "восточные" части в тыл для переформирования. Стоит ли после этого удивляться, что немецкое военное и политическое руководство столь критически относилось к перспективе использования в борьбе против СССР крупных военных формирований из советских граждан?!
В сентябре 1943 г. по личному распоряжению Гитлера почти все "добровольцы" были переброшены в Западную Европу. Этим шагом германское руководство, очевидно, думало положить конец дезертирству. Однако оно глубоко просчиталось: перебежчики из "восточных" формирований составили значительную часть советских партизан в Западной Европе. Таким образом, можно говорить о наличии среди "восточных добровольцев" антифашистских настроений еще в 1942 – первой половине 1943 годов, то есть задолго до того, как исход войны стал всем ясен.
Безусловно, было бы большой ошибкой считать, что желание перейти к партизанам пронизывало весь личный состав национальных легионов и частей Русской Освободительной Армии. Очевидно также, что эта тенденция усиливалась по мере приближения развязки войны. Многие люди, давшие заманить себя в немецкую армию, стали активнее искать пути выхода именно на финальной стадии войны, и переход к партизанам виделся им одной из возможностей смыть позор предательства. Необходимо также отметить, что разные "восточные" формирования качественно отличались друг от друга. Гораздо больше настоящих добровольцев было в прибалтийских и украинских частях, особенно эсэсовских.
Денис Тюрин
Ссылки по теме:
Патриотическая мобилизация
