В декабре 2003 года в одном из залов Центрального Дома Кино в Москве прошла выставка русского художника Сергея Калмыкова. В небольшом зале разместилась лишь крошечная часть того громадного и еще до конца так и не разгаданного наследия, которое оставил миру этот выдающийся мастер живописи Серебряного века. Он был современником Шагала и Кандинского, но сумел сохранить свой стиль, свое видение, свою манеру письма. Выставлялся часто, но признан не был – при жизни у него так и не прошло ни одной персональной выставки. Его работы долгое время пролежали в "запасниках" музея в Алма-Ате, что-то из его работ оказалось за пределами России, потому что он часто просто раздавал свои картины тем людям, которые его об этом просили. Сейчас в Америке создан Фонд Сергея Калмыкова, и выставка в Москве прошла при участии дирекции этого Фонда и по инициативе израильского писателя Давида Маркиша, долгие годы исследовавшего творчество Сергея Калмыкова и описавшего в своем романе жизнь этого непризнанного гения.


Сергей Иванович Калмыков родился 6 октября 1891 года в Самарканде в Туркестане. Его родители были из чугуевских мещан. Отец Иван Емельянович заведовал транспортной конторой, мать – Анна Емельяновна –занималась домашним хозяйством. Можно предположить, что он был из рода калмыков, судя по фамилии, но в документах художник отмечает, что он по происхождению – русский. В автобиографии он писал: "Помню себя уже крошечным среди тюков, ящиков, огромных верблюдов, лошадей, толп народа, заполнивших свой большой двор… Рисовать начал с 4-х или 3-х лет…" Через некоторое время Сергей переезжает с родителями в Оренбург, где учится в школе и продолжает рисовать. "Видел ли я самаркандские старинные мечети и старый город – не знаю. Мне хотелось бы быть уверенным, что я их видел. Я был в Самарканде совсем маленьким, там я родился… Мне мерещатся вечерние закаты и мечети, освещенные солнцем, и бухарцы, и минареты", – напишет потом он в своих воспоминаниях.

18-летним юношей Сергей Калмыков перебирается в Москву и поступает учеником в школу Юона. Проучившись там не более месяца, начинающий художник держит экзамен в начальный класс Московской школы живописи. Но обучение там было для него скорее условным, затем он переезжает в Санкт-Петербург, где в течение 4-х лет учится у Мстислава Добужинского и Кузьмы Петрова-Водкина.


В практике обучения существовало правило отпускать студентов летом домой на каникулы. Многие из них, выезжая на природу, продолжали активно работать, создавая натурные пейзажи, зарисовки, натюрморты. В 1911 году, вернувшись из очередного «отпуска», 20-летний художник-мечтатель Сергей Калмыков привозит свою новую работу, названную "Купание красных коней" и показывает ее учителю К.Петрову-Водкину. Именитый художник высоко оценивает работу воспитанника, называя его "молодым японцем, который только что выучился рисовать". А год спустя сам признанный мэтр знакомит общественность со своей новой картиной "Купание красного коня", ставшей в определенном смысле символом русского авангарда. Калмыков, наблюдая за реакцией своих современников на картину учителя, с усмешкой замечает: "К сведению будущих составителей моей монографии. На этом "Красном коне" милейший Кузьма Сергеевич изобразил меня! Да! Да! В образе томного юноши на этом знамени изображен я собственной персоной".


Большинство художников увлекалось модной тогда "теософией". "Заболел" русской идеей космизма и Сергей Калмыков. Он рисовал древние соборы, создавал новые города и фантастические пейзажи, мысленно путешествуя по Египту и откровенно называя себя "египтологом".

В 20-е годы Калмыков одно время выставлялся вместе с другими художниками в обществе "Жар-цвет", но после ужесточения сталинского режима стал творить уединенно. Всю мишуру советской действительности мастер считал явлением временным и все больше дистанцировался от нее, сохраняя при этом внутреннюю свободу, и продолжал творить, оставаясь, по сути, "ярким свободным пятном в пространстве улиц и площадей".

Увлекшись театром, он много внимания уделял созданию декораций и костюмов, и сам отчасти стал актером. Он сшил себе широкие яркие штаны и красный берет, чем-то напоминающий "летающую тарелку". Называя себя "последним авангардистом первого призыва" он специально рядился в сумасшедшего, но не для себя, не для людей, а для Галактики. "Из глубины веков смотрят на нас миллионы глаз. И что они видят? Ползет по земле какая-то одноцветная серая масса… И вдруг – как выстрел! – яркое красочное пятно: Это я вышел на улицу!" – писал Сергей Калмыков. Да, он искренне верил в существование внеземных цивилизаций, поэтому создавал на своих полотнах не только новые планеты, но и придумывал причудливые образы инопланетян и инопланетянок. "Я вижу особые миры… Корабль пересекает будущее. Тысячи лет протекают, и тысячи уносятся в глубину… Металлические качалки принимают любое положение тела… Молодой человек, похожий на Блока, сидит на жирафе и пишет пропуска на страничках записной книжки в фантастическую страну…Некоторые из нас в избытке веселости плывут по воздуху. Парят в свободных и грациозных позах… У некоторых вместо ушей – кнопки электрических звонков… Во дворе башни Великий Костюмер прикован к своим мрачным фантазиям… В блокнотики он записывает свои мысли. Проходят века. Он все записывает. Проходят тысячелетия. Он все записывает…" – писал Калмыков.


Художник был убежден, что каждый момент вечен, сохраняется в пространстве и времени. Он допускал, что можно путешествовать по временам и пространствам. Герои его сюжетов – космические пришельцы, принцы, сказочные эльфы и феи, словом, мистические и порой ирреальные существа.

Важной темой русского космизма была пространственная архитектура, поэтому Сергей Калмыков строит свои Вавилонские башни, уходящие в небо и проектирует некие обитаемые аппараты для космоса. Иногда в его "космических пасторалях" вдруг появляется лягушка, которая вскоре обязательно должна превратиться в прекрасную Принцессу, и это легко объяснимо, потому что художник, проживший в одиночестве, конечно же, мечтал о подруге, но не о "Венере с примусом", как назвал он один из своих рисунков, а о милой и Прекрасной Даме.

"Колеса пола несут человечество вперед", – говорил Калмыков и продолжал рисовать женские образы. Среди них есть не только портреты его современниц, это и загадочные принцессы, добрые феи и путешественницы из далеких Галактик, созданные богатым воображением художника и согретые его влюбленностью. "Художник – это прежде всего мечтатель, а не мастер", – напишет он в своих заметках.

Он мог написать картину, заключенную в рамку, затем создать произведение в вертикальном стиле китайской каллиграфии и тут же переключиться на другую работу и выполнить ее в зеркальном отражении. Он легко перемещается из одного мира в другой, переходит от одного стиля к другому без предупреждения. "Моя премудрость – явление стихийное", – сообщает художник. Но при этом Сергей Калмыков всегда оставался узнаваемым в проявлении своей внутренней свободы, которая подчинялась только его великой технике.


Помимо картин он постоянно писал. Это были романы, притчи, афоризмы. Его литературное творчество было столь разнообразно, что трудно понять, кем он в первую очередь себя считал – живописцем или писателем. Наблюдательность и склонность к обобщениям позволили ему обогатить эту своеобразную "писательскую коллекцию" различными космогоническими описаниями и фантастическими проектами. В одном из его сборников все записи шли в строго алфавитном порядке. Так возникла Алфавитная книга, где каждая буква – рисунок, а каждая страница заключает в себе законченную композицию. Сохранились его рукописи, эссе, искусствоведческие сочинения, философские рассуждения и романы: "Голубиная книга", "Зеленая книга", "Фабрика бумов", "Лунный джаз" и другие. Все без исключения тексты в книгах исполнены от руки, дальше Калмыков сам переплетал, прошивал и брошюровал их, как умел, поэтому его книги часто напоминали "самиздат". Временами Сергей Калмыков впадал в гордыню. Полагая, что он все может, знает и умеет, художник писал заметки для своего предполагаемого Энциклопедического словаря, где перечислял десятки творческих и ученых профессий, которыми владел: "художник, живописец, рисовальщик, график и скульптор, декоратор, буквописец, лектор, искусствовед, египтолог, певец Оренбурга, изобретатель, эксцентрик, эклектик и.т.д." Последняя запись, найденная в его дневнике, как нельзя лучше характеризует его философию и отношение к жизни: "Что мне какой-то там театр? Или цирк? Для меня вся жизнь – театр".

В 1935 году, когда усилилась цензура и прошли чистки в рядах интеллигенции, Калмыков принимает решение переехать из Санкт-Петербурга в Алма-Ату, где устраивается на работу в Национальный театр оперы и балета имени Абая художником-декоратором и работает там до конца своей жизни. Он много рисует, пишет, но не выставляется, не публикуется, не продает свои работы. Живет впроголодь, красноречиво объясняя это тем, что придумал рациональную систему питания, которая включает только хлеб и разбавленное молоко, причем холодное. При этом он настоятельно убеждает всех, что горячее питание вредит здоровью, а электрический свет портит зрение, поэтому сам часто писал при свече и жил в темноте, экономя на всем. Сергей Калмыков искренне верил в то, что сможет дожить до высадки советского человека на Луну, до поворота сибирских рек в Каспийское море и будет присутствовать на праздновании 700-летия революции. Его не стало в 1967 году. Где находится его могила – неизвестно. У художника было несколько близких друзей, но это не помешало ему умереть в одиночестве.

Последним человеком, который постоянно общался с ним, был врач психиатрической больницы в Алма-Ате. Доктор прекрасно понимал, что его пациент только "косил" под сумасшедшего, так было проще в те годы не сломаться и сохранить себя. После смерти художника осталось множество
его живописных работ, рукописей, книг, над которыми предстоит еще немало потрудиться, чтобы понять эту многогранную и удивительную личность. Блистательный рисовальщик, он оставил потомкам более 30 своих автопортретов, последний из них был написан всего за два месяца до его кончины и выполнен в стиле "Монстр". Художник умер 76 лет от роду. В его записках можно прочитать следующее: "Сергей Калмыков всегда новый! Он ищет себя в Природе, в Математических Сцеплениях Точек, Линий и Туманностей! В Астрономических Звездных сочетаниях ищет Оправдания Своим фантазиям!"

Те идеи и фантазии, которые он обозначил много лет назад, когда они казались утопией и вымыслом, сегодня, в наш век скоростей и новых технологий стали реальностью. Значит, он все-таки в чем-то был прав?

Он писал в своих заметках: "Есть мастера не от мира сего. Но это случай – особый. Русский. Мистический". Что имел в виду мастер, когда писал эти строки? Ясно одно, что историкам, исследователям его творчества, да и обычным людям, желающим прикоснуться к произведениям живописца, еще не раз предстоит покопаться в его записях, чтобы понять тот глубокий смысл, который пытался донести до нас этот странный, неугомонный, но всегда стремящийся познать истину наш соотечественник – художник Сергей Иванович Калмыков!