Судьба этой картины, ныне одной из самых ценных реликвий в собрании Российского Фонда Культуры, во многом повторила трагические страницы истории России и ее лучших людей в ХХ веке.
Этюд, о котором идет речь, Суриков писал в страшные дни своей жизни. Дни, когда он потерял самого близкого человека – жену. Елену Августовну Шаре. Она ушла, когда ей было всего тридцать лет. И десять из них подарила человеку, чей неимоверный талант стал символом искусства России.
Они встретились в Санкт-Петербурге. Суриков тогда учился в Академии Художеств и по воскресеньям ходил слушать орган в католический собор на Невском. Он обожал органную музыку. Там Василий Иванович и познакомился с сестрами Шаре. Их отец был француз, принявший православие и открывший в Питере контору по продаже писчей бумаги. Мать, Мария Александровна – дочь легендарного декабриста Свистунова. Красота Елизаветы Шаре поразила Сурикова. 25 января 1878 года они повенчались.
Брак художника был более чем удачным. Елизавета Августовна умела следить за бытом и создала прекрасную семью. Она родила Сурикову двух дочерей и сына. Но жизнь мальчика сохранить не удалось – он умер вскоре после рождения. Елизавета Августовна была для художника, работавшего сутками напролет, буквально всем. Он любил ее "как сорок тысяч братьев любить не могут". И тем страшнее стала для него эта потеря. С детства страдавшая пороком сердца, Елизавета Шаре умерла 8 апреля 1888 года. "Я, брат, с ума схожу… жизнь моя надломлена, что будет дальше, и представить себе не могу", – писал художник брату.
"В то время Суриков произвел на меня впечатление нездорового человека. Говорил он как-то отрывисто коротко, несколько глухим голосом, если и случалось с ним разговориться, то часто и неожиданно впадал в задумчивость. Он был погружен в свои переживания. На глазах признаки слез", – вспоминал впоследствии красноярский художник Михаил Рутченко.
И именно в это время Суриков начал работу над "Исцелением слепорожденного". Размышляя над евангельским сюжетом, он искал образ ангела и вновь и вновь возвращался к навсегда утраченным чертам любимого лица.
Однако, как часто бывает, окончательный вариант картины, ныне хранящейся в Церковно-Археологическом кабинете при Московской Духовной Академии, оказался далек от первых замыслов. Этюд так и остался этюдом, и из семьи Суриковых перекочевал в собрание знаменитого московского мецената и врача Ивана Ивановича Трояновского.
Этого человека дарили своей дружбой Серов и Левитан, Чехов и Бенуа, Сомов и Врубель. Страстный коллекционер, один из организаторов общества "Свободная Эстетика", которое он создал вместе с Брюсовым, Иван Иванович всегда был в центре художественной жизни. Кроме того, именно с его именем связано создание "Голубой Розы". Еще до первой мировой войны в собрании Трояновского было более двухсот полотен, одного Левитана – шестнадцать картин и этюдов.
Надо сказать, что в отличие от большинства коллекционеров Иван Иванович был человеком щедрым и отзывчивым. В Яузской больнице, где он работал ординатором, а потом на конной железной дороге и в трамвайных парках Москвы, он лечил рабочих. И, конечно, его услугами всегда пользовались друзья-художники. Не счесть людей, которым помог этот замечательный человек.
В его собрании и оказался этот этюд. Что было в дальнейшем – представить нетрудно. Реквизиции, уплотнения. Трояновский продолжал работать, он был истинным подвижником медицины и считал, что врач должен исполнять свой долг всегда. Но время было неумолимо, и в 1928 году великого доктора и неистощимого генератора художественных идей не стало.
Сам этюд, наверное, был продан или отдан в обмен московскому торговцу Крайскому еще до смерти Трояновского. Затем владельцем стал загадочный берлинский банкир Раппопорт, а, в конце концов, картина оказалась у Евгения Евгеньевича Климова.
Климов работал во многих жанрах. Он был иконописцем, пейзажистом, общепризнанным мастером портрета, автором искусствоведческих очерков. Не сосчитать его заслуг в деле спасения и реставрации икон – недаром он был одним из ведущих сотрудников кондаковского института в Праге, самого известного центра русского зарубежья по изучению и собиранию, как писал впоследствии Солоухин, "черных досок" с ликами русских святых. До сих пор тех, кто заходит в Троицкий собор в Пскове, поражает его мозаика "Троица". Псков, Изборск, Печорский край вообще сыграли огромную роль в становлении мастера. И недаром он уже на склоне жизни, когда в России повеяли ветры свободы, он передал для музея своего любимого города более шестидесяти своих работ.
Рига, Прага, Монреаль, Митава, Варшава – куда только не кидала судьба этого удивительно одаренного человека. Род свой по матери он отсчитывал от каретного дела мастера Иоанна, приехавшего в Российскую империю в ХVIII веке из Силезии. Дедом отца был знаменитый архитектор, один из соратников Росси, Иван Климов. Детство Евгения Евгеньевича прошло в Петербурге. Потом он любил вспоминать, как каждый день бегал в Русский музей и рисовал копии. С началом первой мировой они с матерью переехали в Ригу.
В Риге он закончил Академию Художеств, был назначен заведующим русским отделом в Музее изобразительных искусств в Риге, преподавал рисование и историю искусств в Рижском университете и Ломоносовской гимназии, исполнил фрески для Иоанновского собора и для часовни на Покровском кладбище. В Риге увидели свет его альбомы литографий "Городские пейзажи" и "По Печерскому краю", которые очень ценил 61 target=_blank> Александр Николаевич Бенуа. "Литографированные виды Латвии Евгения Климова" полны настроения и поэзии. "Я не могу сделать лучшего комплимента художнику, как сравнить эти очаровательные городские и пригородные пейзажи с аналогичными работами Добужинского", – писал великий художник и сценограф Евгению Евгеньевичу. С Добужинским Климова также связывала дружба, как в Прибалтике, так и в Америке. "Я учился на его рисунках видеть и чувствовать окружающий меня мир, но никогда не работал непосредственно под его руководством. Тем более мне лестно прочесть в его письме ко мне: "Вы не были моим учеником, но таковым я все-таки могу Вас считать", – вспоминал впоследствии художник.
Жизнь Климов, после работы в оккупированной немцами Праге, где он успел выполнить мозаику в храме Успения Пресвятой богородицы на Ольшанском кладбище и расчистить знаменитый образ Спаса из коллекции Солдатенкова, закончил за океаном, в Канаде, куда сумел перебраться в 1949 году.
Там он ни на один день не прекращал свою деятельность. Печатался в русских газетах и журналах, провел около десяти персональных выставок, создал целую серию портретов знаменитых русских эмигрантов, читал лекции. И всегда и везде яростно отстаивал достоинство навсегда потерянной страны. Россия и русское искусство оставались для него основным смыслом жизни. "Есть все же уверенность, что русская живопись будет оценена по достоинству, ибо одними рассудочными произведениями искусства человечество удовлетворяться долго не может. На русских людях лежит долг им самим почувствовать и понять значительность созданного своими художниками, чтобы знакомить людей с Запада с русской живописью", – писал Климов в предисловии к своей книге "Русские художники", увидевшей свет в Нью-Йорке в 1974 году.
Еще в 1938 уже упоминавшийся нами Александр Николаевич Бенуа писал Климову: "Очень благодарю Вас за присылку Вашего альбома литографий, посвященных Печерскому краю. Издание это представляет собой крупный интерес, как в историческом, так и в художественном смыслах. Мотивы собраны с большой чуткостью, а техника, Вами выработанная, сводя все к немногим, но наиболее характерным чертам, дает убедительное представление об этом печально-поэтичном, чудом, уцелевшем уголке старой Руси". Александр Николаевич сумел очень точно найти слова для сути того, чему посвятил жизнь Евгений Евгеньевич Климов.
В собрании Климова хранилась целая коллекция работ Александра Бенуа. Его эскизы к постановкам "Хованщины" и "Бориса Годунова" в "Ла Скала" и "Раймонды" Нью-Йоркской антерпризы Соло Юрока, вместе с портретом Андрея Бакста и видами Версаля и Фонтенбло долгие годы украшали стены климовского дома в Монреале. Другими "жемчужинами" климовской коллекции были эскизы Добужинского к американским постановкам Михаила Чехова. И, конечно, портрет Елизаветы Шаре – этюд к "Исцелению слепорожденного".
Евгений Евгеньевич, так долго ждавший перемен, с восторгом встретил известие о создании Фонда Культуры. Сотни русских эмигрантов и их потомков стали передавать в Фонд сбереженные ими реликвии – картины, скульптуры, бесценные книги и архивные документы. Потому что они много десятилетий берегли свои сокровища именно для того, чтобы вернуть их в духовное пространство страны, которую они так любили.
Так возникло знаменитое собрание Фонда, которое продолжает пополняться и сегодня. В его составе – картины Маковского, Айвазовского, Нестерова, Добужинского. Тысячи произведений искусства по воле дарителей были переданы в музеи и архивы страны. Так произошло и с шедеврами из коллекции Климова.
В своем письме на имя Лихачева Климов говорил о том, что ему было бы важно, чтобы сбереженные им сокровища были открыты для зрителей и чтобы они нашли достойные место хранения. По его воле более семидесяти работ самого Евгения Евгеньевича были переданы в Псковский государственный музей-заповедник, шедевры Александра Бенуа стали основой созданного музея семьи Бенуа в Петергофе. А этюд Сурикова теперь находится в собрании Фонда Культуры – так, как этого хотел Евгений Евгеньевич.
Климов торопился, как будто предчувствуя свою судьбу. 29 декабря 1990 года он погиб в автокатастрофе под Монреалем. Выполняя его волю, сын художника Алексей Климов, передал в дар Фонду семь эскизов Мстислава Добужинского.
Год назад к юбилею Фонда Культуры в стенах Академии Художеств на Пречистенке была развернута огромная выставка реликвий русской культуры, которые вернулись в нашу страну благодаря Фонду Культуры. Тридцать музеев предоставили свои экспонаты для этого события. И там, на одной площадке, вновь соединились шедевры из собрания Климова. Эскизы Бенуа из Петергофа, рисунки и литографии самого Евгения Евгеньевича, предоставленные Псковским музеем-заповедником и эскизы Добужинского из собрания Фонда. И, конечно, вновь и вновь завораживал посетителей несостоявшийся ангел к "Исцелению слепорожденного" – портрет жены великого русского художника.
