Когда японской «сестре» Чернобыля Фукусиме исполнится 26 лет, сплоченные, деятельные японцы всё же успеют превратить это место в чистую территорию, где будет стоять мемориал с изысканным памятником и цветами (правда, сами они осторожничают и прогнозируют 30 лет для ликвидационных работ). Но это – в Японии. На Украине, унаследовавшей после развала Советского Союза чернобыльскую проблему, время течет по-другому.
Колокол звонит...
Печальный след оставила на скрижалях истории эта трагедия, порожденная крупнейшей в ХХ веке техногенной атомной аварией. Расщепив ядро, подчинив себе его энергию, человек однажды забылся и позволил неуважительное отношение к нему. Но дьявол вышел из-под контроля, и произошло то, что произошло. Масштаб трагедии был таков, что она могла отступить только перед человеческой жертвенностью.
На рассвете 26 апреля 1986 года блок №4 Чернобыльской АЭС, раскуроченный взрывом, превратился в развалины, и до сих пор хранящие 180 тонн облученного топлива активностью 15-16 млн смертоносных кюри. В шоковом состоянии, физики, лучше других понимавшие смысл и масштабы случившегося ужаса, с первых минут, без всяких команд "сверху" встали на чернобыльскую вахту, сделав первые шаги на долгом пути ликвидации аварии. Никакого мирового опыта на этот счет не было. Ядерщики-профессионалы знали, что наиважнейшее дело - неусыпно наблюдать за процессами, протекавшими в повергнутом реакторе. Они входили внутрь развалин (некоторые по 500 раз!), положась на профессиональные знания, интуицию и, конечно, на её величество Судьбу. Теория поверялась трагической практикой.
Стоит вспомнить такой вполне метафизический сюжет: железные роботы сходили с ума, а люди работали. О силе радиационного фона в те дни мне рассказал всемирно известный ученый академик Евгений Велихов, президент Научно-исследовательского Центра «Курчатовский институт»: «Я облетал территорию бедствия на вертолете, сопровождая главу МАГАТЭ тех лет Бликса и сотрудника этого агентства Розена. Они были увешаны измерительными приборами и спросили, какой поставить диапазон. Я ответил: «Сто». «Сто миллирентген?» - переспросил Розен. «Сто рентген», - уточнил я и прочел на лицах моих спутников сильное впечатление».
Так вот в этих не земных, а вполне космических условиях героически создавалось Укрытие №1. Это был акт «скорой помощи». Конечно, не могло быть идеальным сооружение, которое возводилось в экстремальном режиме интенсивными усилиями десятков тысяч людей, нервы которых были предельно натянуты. В Укрытии №1 остались щели, через которые внутрь могла проникать дождевая вода, а потом – разносить радиацию через свои природные пути. Через эти же щели в окружающую среду могла выходить и радиоактивная пыль. Саркофаг постоянно латали, укрепляли его конструкцию. Уже в 1989 году ученым «Курчатовского института» стало ясно, что придется возводить второе, более капитальное Укрытие.
Наследство, которое надо хорошо "закопать"
Сегодня мы не только вспоминаем печальный образ трагедии, но и перебираем то опасное «наследство», которое она оставила миру. Наследство, которое во что бы то ни стало надо умудриться надежно «закопать». Эта задача решается все 26 лет, прошедшие со дня чернобыльского злополучья. Каким именно образом надо действовать, чтобы максимально обезопасить себя от радиационных развалин аварийного Блока №4, решается коллегиально, силами многих стран. Проект нового безопасного конфайнмента (НБК) был выполнен французскими специалистами.
Согласно инженерной мысли, конструкция в виде арки должна собираться недалеко от Укрытия №1, на рельсах, а по готовности - «наехать», поглотив его, вырвав из контекста живого мира 180 тонн облученного топлива. Однако строительство еще не начиналось, в последние годы дело вообще продвигается крайне медленно. Чернобыльская «жизнь после смерти» проходит в непонятной суете, вялом темпе и недопустимом бездействии.
Специалисты-экологи уже подтвердили процесс возрождения чернобыльского почвенного мира – оживились панцирные клещи, множатся их виды (после катастрофы российский академик-радиолог Дмитрий Криволуцкий зарегистрировал на территории бедствия «экологическую катастрофу»). И вот получается, что простейшие в пирамиде животного мира трудятся вовсю, а ее совершенство - человек недопустимо медлит.
К созданию идеального конфайнмента, который был так широко разрекламирован и считается технической панацеей от «чернобыльской угрозы», здесь не только не приступали, но и неизвестно, когда оно начнется.
После того, как в 1998 году многие страны скооперировались, чтобы создать Чернобыльский фонд, аккумулировавший средства для преобразования первоначально построенного Укрытия №1, ничто не мешало действовать. Однако шесть лет ушло на дорогостоящий процесс освоения информации, накопленной сотрудниками «Курчатовского института» и другими российскими и украинскими специалистами. Правда, параллельно консорциум «Стабилизация», лидером которого был российский «Атомстройэкспорт», преображал старое Укрытие, осуществляя инновационный проект по укреплению конструкций саркофага. К 2007 году проблему таким образом удалось «заштопать» - разрушенный блок на 10-15 лет перестал быть постоянной угрозой. Казалось, самое время разворачивать проект нового безопасного конфайнмента, вожделенного Укрытия №2.
Собственно, это сооружение - венец многолетних интернациональных усилий, которые были вложены в ликвидацию последствий аварии. Однако никакого «венца» всё еще нет, и когда ему срок - никто не знает.
Первой датой готовности НБК был 2002 год, потом – 2005, следующая отнесена на 2012 год. Но сборка арки еще не начиналась, и новый оптимистический сценарий определяется 2014-2015 годами, причем с припиской «желаемые сроки». Объясняется эта тягучая история чаще всего финансовыми мотивами (впрочем, не подлежащими абсолютной проверке), ситуация связывается также с постоянными политическими потрясениями, переживаемыми Украиной. Но ещё ближе к сути делу - отсутствие ясной и короткой «вертикали власти», ответственной за весь пул чернобыльских проблем, что очень помогает распределять контракты по старому славянскому принципу «кумовства».
Денег на «погребение трупа» ядерного монстра мировое сообщество не жалело и не жалеет. Но время перманентно увеличивает суммы. От первоначальной цифры $250 млн цена саркофага поднялась до отметки $500, потом - $870 млн. И это – еще не конец, перспектива ушла в миллиардный диапазон. Год назад на чернобыльской донорской конференции в Киеве председатель украинского Государственного агентства по управлению зоной отчуждения Владимир Холоша заявил, что реализация проекта по строительству конфайнмента обойдется в 990 млн евро, а текущая стоимость всех работ оценивается в 1,54 млрд евро. В общем, чернобыльский саркофаг успешно соперничает с саркофагами фараоновыми, обещая, как и они, стать золотым.
Давайте деньги, а то будет хуже
Львиную долю средств в общий фонд "упокоения Чернобыля" отчисляют страны «Большой восьмерки», среди которых и Россия, стоявшая у истоков работы по ликвидации аварии. Остальные деньги собираются способом «с миру по нитке». Число финансовых доноров уже исчисляется многими десятками стран - жертвуют от миниатюрных Литвы и Словении – до таких "тяжеловесов", как Индия и Китай. Даже удушаемая кризисом Греция нашла 100 тыс. евро на пошив нового «чернобыльского камзола». Извинилась за неучастие в этом деле только Япония, по понятным причинам.
Финансовые доноры проекта, по официальным данным, собрали около миллиарда евро, и еще более половины этой суммы предстоит собрать. Правда, названная украинцами цена нового конфайнмента оспаривается. Скажем, премьер-министр Франции Франсуа Фийон считает, что можно уложиться и в 740 млн евро. В России тоже считают, что цифры слишком велики, можно вписаться в более скромную сумму. Но главное - вид общей панорамы. Анализируешь ее и видишь, что чернобыльский процесс движется с большими проволочками, без серьезного контроля за ходом этого масштабного международного проекта.
В чем же дело? Главная проблема – отсутствие настоящего хозяина, той самой «вертикали», о которой уже говорилось. Другие причины довольно банальны: бездарная организация работ, плохой контроль за расходованием средств. Говорить о каких-то «хищениях», коррупции юридически невозможно. Однако именно это подразумевается экспертами, следящими за ситуацией. Не остаются незамеченными и некие «технические хитрости», которые пытаются провести в жизнь модераторы проекта.
Так уж устроена наша жизнь, в которой трагедия и фарс – всегда рядом. Одни бессребренически закрывали чернобыльскую беду своими жизнями, духом человеколюбия и патриотизма, другие, пришедшие им на смену, более прагматичные и менее сентиментальные, разглядели в чернобыльском деле неплохой бизнес-проект.
Участников, вовлеченных в процесс, осуществляемый под контролем Европейского банка реконструкции и развития, представляют Группа управления проектом, руководство Чернобыльской атомной энергетической станции и многочисленные украинские правительственные организации, отвечающие за ситуацию на ЧАЭС. Довольно большая и сильная команда профессионалов, однако что-то не видно в ней тех, кто был бы обеспокоен анемичностью происходящего, тем обстоятельством, что конфайнмент столь долгое время остается лишь «образом».
Как представляется, есть и другие причины, объясняющие сложившуюся реальность. Когда новое Укрытие будет готово и придет пора его эксплуатации, оно станет заботой чисто национальной, международная помощь иссякнет. Значит, надо использовать момент, действовать не спеша, «выкачивая» из стран-доноров по максимуму.
Профессионалы открыто говорят о том, чернобыльский процесс затягивается путем инициирования всё новых идей, якобы направленных на совершенствование проекта. На них, соответственно, требуются все новые денежные суммы. Видимо, ставка делается на то, что международное сообщество так или иначе оплатит все расходы и согласится на любые сроки, лишь бы, наконец, подвести черту под чернобыльскими страхами.
Например, проектируются необоснованно сложные и дорогие системы мониторинга материалов, оставшихся в разрушенном блоке реактора. Украинская сторона лоббирует дорогостоящие и опасные работы, которые практически невыполнимы и не оправданы в обозримые годы. Конструкции нового конфайнмента систематически умножаются многочисленными системами извлечения и захоронения радиоактивных материалов и ядерного топлива. Однако стоит ли это делать, если еще даже не существует приемлемых технологий извлечения, обоснованных методов хранения и захоронения активных материалов? Понадобятся десятилетия, чтобы эти технологии появились. Можно сказать, что это - задача для физиков, лежащих еще в пеленках.
Понятно, что мировое сообщество не оставит молодое украинское государство «один на один» с чернобыльской проблемой (в одиночку с ней просто не справиться). Европейцы «хотят спасть спокойно», да и не только они: атмосфера земного шара - одна на всех.
Когда-то римский сенатор Катон Старший сакральными словами «Карфаген должен быть разрушен» всё же добился осуществления своего «проекта». С тех пор эти крылатые слова стали символом преодоления сложного препятствия. Меняя минус на плюс, мировое сообщество бросило клич – «Чернобыльский саркофаг должен быть построен» и, несомненно, добьется цели. Разве что встает вопрос цены и времени.
Быть или не быть? Быть.
Чернобыль, а потом и Фукусима поставили под серьезное сомнение перспективу развития мировой атомной энергетики. Японские раны еще совсем свежи, и население этой страны, согласно опросам, не хочет даже слышать об АЭС, пусть даже самых совершенных. Россия тоже пережила тяжелую форму радиофобии, но время сняло остроту синдрома. На рубеже тысячелетий Россия заявила об атомном ренессансе.
Получив суровый урок, российские физики-атомщики, ученые, инженеры и конструкторы атомных реакторов, все постчернобыльские годы упорно решали проблему безопасности, совершенствовали ядерные энергоблоки. Им удалось вернуть атомную энергетику - великий продукт человеческого интеллекта - на службу стране, цивилизации.
Ответ на вопрос, чем стали лучше российские атомные реакторы, очень специфичен, технологизирован. Скажем, реакторы обрели такое инновационное устройство, как «ловушки». В доступной для обывателя форме мне рассказали о них в Национальном исследовательском центре "Курчатовский институт". «Ловушки» – важнейшая составляющая понятия «безопасность». По сути дела, это - система локализации расплава. Задача этих устройств в случае аварии «поймать» и удержать так называемый «кориум» - расплавленную массу, имеющую сотни миллионов кюри активности и состоящую из ядерного топлива и конструкций реактора.
Но эти супер-ловушки, будем надеяться, не понадобятся, ибо возможность аварии на современных российских реакторах оценивается как 1:1000 000, т.е. практически – нулевая. Так что "чернобыльский сценарий" больше не имеет шансов.
