Да, я действительно порой ловлю себя на мысли, что люди, которые плохо слышат, имеют больше шансов пребывать в хорошем настроении.

Выходишь на улицу в добром настроении – возвращаешься, мягко говоря, в философском. Как будто люди наши разучились выражать свои мысли. Идешь по улице и на каждом шагу слышишь матерщину. Любые даже самые маргинальные чувства можно выражать на людях более интеллигентно. Да ведь, что обидно, не только чувства, таким образом, выражают, а просто – так теперь разговаривают, в спокойном тоне. Даже граждане детсадовского возраста. Они учатся у старших. Как во все времена люди учились, – беда только, что учиться нечему.

Домой приходишь, включаешь телевизор, а там если не матом, то, по крайней мере, близко к этому.

В средствах массовой информации в последнее время неоднократно поднимался вопрос о захламленности русской речи нецензурщиной, сопровождающей почти каждую фразу. Речь даже шла о том, чтоб решать вопрос очищения языка на государственном уровне. Да никому, похоже, нет до этого дела всерьез.

С телеэкрана звучали рассуждения Жириновского о том, что русские не могут жить без бранных слов и без них не могут выразить свои чувства и эмоции. Невооруженным глазом видно, что парламентарий уже начал свою предвыборную кампанию и заботится не о языке – национальной принадлежности нашего народа, – а о своем имидже "парня с соседнего двора".

Страшно слушать, как нас, русских, убеждают в том, что мы от природы самая бескультурная нация. Не думала, что доживу до таких времен.

Всего тридцать-пятьдесят лет назад на улицах практически не было слышно нецензурных слов. Люди общались между собой на нормальном русском языке. А уж руководители учреждений тем более не позволял себе при подчиненных подобных выпадов. Быть может, в нас еще какое-то время "доживало свой век" понятие, что бранные слова – это грех. Да и Уголовным кодексом от 1922 года предусматривалась уголовная ответственность за хулиганство, в том числе, употребление нецензурной брани в общественных местах (Статья 74 УК). Люди чтили закон, или боялись наказания, в любом случае они позволяли себе употреблять публично нецензурные выражения. Со временем это вошло в привычку, и брань стала редким явлением.

Я не слышала нецензурных слов ни в своей семье, ни от сотрудников, хотя работала в мужском коллективе. Сейчас мне уже далеко за семьдесят, но я не помню, чтобы я срывалась, опускалась до нецензурной брани. Хотя ситуации были всякие. Тоже могу сказать и о своих коллегах, хотя многие из них прошли войну. Поэтому меня особенно удивляет и оскорбляет грязная брань, извергаемая публично политиками, представляющими такую великую державу, как Россия.

Это как нужно не уважать себя, свой народ, свою страну, чтобы бахвалиться своим бескультурьем и хамством. Хотят быть ближе к народу, так не надо забывать, что народ берет с них пример. Раз политику можно, так и простому слесарю тоже, так вот и катимся вниз.

Обидно и горько за русский народ.

Но не думайте, что я какая-то там кисейная барыня и выжившая из ума старуха. Просто я прожила большую жизнь, и мне есть с чем сравнивать. Надо сказать, что я принадлежу к поколению Шараповых и Жегловых, и после войны я работала следователем.

Вспомнился мне в этой связи один эпизод. В августе 1952 года я участвовала в задержании преступника, совершившего убийство. В отчаянии и злобе, когда его скрутили два крепких оперативника, он сорвался и выругался матом. Оперативный работник милиции сразу же его одернул: "Не смей выражаться, здесь женщина"!

Через месяц следствие было закончено. Я по закону должна была ознакомить обвиняемого со всеми материалами. Помню, как он сидел напротив меня, крупный сильный мужчина, и я заметила, что он, мой подследственный, нервничает. На мой вопрос: "Есть ли у него ходатайство по делу?" подследственный вдруг неожиданно заявил, что у него есть лишь одна просьба: "Простите меня за ту матерщину".

Меня это заявление просто поразило. Человек, которому грозит серьезное наказание – преступник, убийца, не беспокоился о своей судьбе, не стремился оспорить доказательства вины за совершенное преступление, а искренне удручен допущенной им бестактностью. Ему ж не до реверансов в ту минуту было, он мог просто меня убить, а тут вдруг извиняется, за то, что выругался.

А на днях на улице я повстречала стражей порядка, которые, беседуя между собой, через слово перебрасывались грязными словечками. А ведь они представляют на улице не себя лично, а все-таки власть.

Мое мнение: рыба гниет с головы. И пока с экранов телевизоров, из уст законодателей и политиков будет звучать нецензурная речь, до тех пор и простой люд будет им подражать. Борьбу за чистоту русского языка – а он достоин этого – нужно начинать с парламента и средств массовой информации. Надо повышать уровень культуры общения, следуя призыву Анны Ахматовой:

"Мы сохраним тебя, русский язык,
Великое русское слово.
Свободным и чистым тебя пронесем
И внукам дадим и от плена спасем".