Статус фактической экстерриториальности, полная самостоятельность компании в вопросах юрисдикции и кадровой политики способствовали их прочному обустройству в "полосе отчуждения". Но с поражением Российской империи в русско-японской войне 1904-1905 годов территория расселения русских на северо-востоке Китая существенно сократилась. Согласно Портсмутскому договору, вне сферы российского влияния оказалась Южная Манчжурия, хотя, вероятно, некоторая часть российских подданных не покинула пристанционные поселки южной ветки дороги и после японской оккупации. Небольшие русские колонии остались в Порт-Артуре (Люйшуне) и в Дальнем (Даляне) даже после прекращения российских арендных прав на Ляодунский полуостров. Немногочисленные группы русских занимались обслуживанием судоходства по реке Сунгари (Ляохэ). В общей сложности в Маньчжурии накануне 1917 года проживало до 150 тысяч наших соотечественников, две трети из которых обосновались в Харбине. В других областях Китая русское население по-прежнему оставалось немногочисленным. Таким образом, в дореволюционный период масштабы и ход переселений русских определялись не столько логикой развития Китая, сколько интересами России и расстановкой геополитических сил в регионе.
В Монголии появление постоянного русского населения датируется еще XVIII веком. На неэкономическую мотивацию миграций указывает социальный состав переселенцев – крестьяне-раскольники и беглые ссыльные. Малочисленные пришельцы, как правило, селились вблизи российско-монгольской границы, по долинам удобных для земледелия крупных рек, постепенно продвигаясь в южном направлении, в зону Кяхтинского тракта. Небольшие колонии существовали в ряде центральных и западных районов Монголии.
Послереволюционная волна
Массовая русская иммиграция в регион связана с гражданской войной в России. В 1920 году, после поражения Колчака, только в Монголию из Сибири бежали десятки тысяч белогвардейцев, казаков, гражданских лиц. В частности, в Урге численность русских возросла втрое. Но, за редким исключением, эмигранты использовали территорию Монголии для транзита в Манчжурию, отчасти – в Синьцзян и Тибет.
Ликвидация в 1922 году последнего очага сопротивления белых в Приамурье спровоцировала значительный отток эмигрантов из Северной Маньчжурии в более южные районы страны. К 1924 году в Маньчжурии, в первую очередь в Харбине, оставалось до 0 тысяч эмигрантов. Как и прежде, в Северной Маньчжурии русские осели в зоне КВЖД. Широко представленные в послереволюционной волне интеллигенты – ученые, преподаватели, врачи, музыканты, артисты – придали мощный импульс культурной жизни местных русских.
Массовый характер переселение русских из Харбина в крупные портовые города, преимущественно в Шанхай, приобрело с середины 20-х годов. После заключения в 1924 году между Китаем и СССР Мукденского договора, предусматривающего, в частности, восстановление паритетных прав советской стороны на эксплуатацию КВЖД, возможности для экономической адаптации послереволюционных эмигрантов резко сузились.
Местные русские старожилы были отнюдь не склонны к активному переселению из "полосы отчуждения". Появление ограниченного числа китайцев в администрации и банках КВЖД после Мукденского договора не поколебало их гегемонии в экономической сфере. Кроме того, железнодорожникам предоставлялась альтернатива – сохранить работу, приняв советское либо китайское подданство. Тяготы гражданской войны прошли мимо русских старожилов, и поэтому они были настроены весьма миролюбиво к советским властям.
Русское население зоны КВЖД, в первую очередь Харбина, отличалось весьма высоким образовательным цензом. По размаху научной и педагогической деятельности русской диаспоры Харбин уступал лишь Парижу и Праге. В этой связи заметим, что практически все вузы города были открыты после революции. Послереволюционная волна способствовала сохранению Харбином и всей "полосой отчуждения" русского облика. При этом вряд ли противоречия между дореволюционной и послереволюционной волнами эмиграции достигали большого накала. Учет этого обстоятельства представляет особую важность для анализа хода этнических процессов в среде местных русских.
Крупный сгусток послереволюционной эмиграции (более 0 тысяч человек), сравнимый, разве, что с очагом в Маньчжурии, возник в Джунгарии. При этом русские оседали преимущественно в главном экономическом центре этой исторической области – Кульдже (Инине). Условия для широкомасштабной реэмиграции созрели к концу 20-х годов в связи с усилением в Маньчжурии агрессивности китайских, а после 1931 года – японских властей. С развязыванием японской агрессии на северо-востоке Китая начался отъезд русских из зоны КВЖД, главным образом, в Шанхай (советские граждане имели возможность реэмигрировать в СССР). Массовый отток русских из Маньчжурии произошел после продажи советской доли собственности железной дороги Японии в марте 1935 года.
Примечательно, что на рубеже 20-30-х годов на фоне почти полного прекращения эмиграции в Европу исход из Сибири и Дальнего Востока в Китай получил новый импульс. В связи с коллективизацией и экспроприацией в городах Советского Союза стремительно увеличивалась в абсолютном и относительном измерении численность малоимущих эмигрантов, тысячи беженцев осели в Харбине, Шанхае, Тяньцзине, Мукдене. Параллельно мощный поток раскулаченных крестьян двинулся в Синьцзян из Казахстана. В начале 30-х годов туда из охваченных голодом районов Семиречья прибыло значительное число беженцев. Русские общины существовали в Пекине, Мукдене, Чанчуне, Даляне, Порт-Артуре, Циндао, Калгане. Пекинская колония, к примеру, насчитывала в тот период до тысяч человек. Местная православная миссия содействовала обустройству наиболее обездоленных беженцев.
В общей сложности на территории Китая в начале 30-х годов прошлого столетия проживало, по меньшей мере, 400 тысяч выходцев из России. Это опровергает укоренившийся в общественном сознании россиян стереотип о бесспорном лидерстве Франции как очага послереволюционной эмиграции. Тем более что на фоне европейских стран восточноазиатское рассеяние выгодно отличалось повышенным удельным весом молодых людей в возрастной структуре русских. Считается, что подавляющая часть культурных достижений русской эмиграции в Китае связана с Харбином. По уровню высшего образования "некоронованная столица" Маньчжурии превосходила Шанхай. До середины 30-х годов Харбин оставался ведущим культурным и религиозным центром русской диаспоры Китая и, прежде всего, Маньчжурии. Русские жители Шанхая в большинстве своем выросли и получили образование в Харбине. Они стали мощной интеллектуальной силой Шанхая, занимавшего лидирующие позиции в китайской экономике и ставшего главным центром притяжения русских из Маньчжурии, что стимулировалось особым статусом иностранных сеттльментов. Нестабильная политическая ситуация спровоцировала к началу 40-х годов исход многих состоятельных эмигрантов из Шанхая. Однако численность русской колонии в этом городе по-прежнему оставалась довольно внушительной.
Конец русских общин
После образования КНР и опубликования указа о порядке получения советского гражданства тысячи наших соотечественников выехали в СССР. Но подавляющее большинство русских в Маньчжурии не стремилось к немедленному отъезду. Десятки тысяч русских, приняв советское гражданство, включились в торгово-хозяйственную деятельность, тем более что предусматривалась совместная паритетная эксплуатация КВЖД, и русский персонал мог вновь появиться в Южной Маньчжурии.
В совершенно иной ситуации оказались русские в Шанхае, многим из которых инкриминировались тесные связи с британскими и французскими колонизаторами, японскими оккупантами. Эмигранты интенсивно уезжали уже с 1947 года, а массовый исход, положивший конец русской общине Шанхая, произошел после 1949 года. Большинство шанхайских русских, в отличие от своих соплеменников в Маньчжурии, предпочло перебраться не на историческую родину, а, прежде всего, в США (Сан-Франциско, Нью-Йорк), Австралию, Филиппины и другие страны. Но если эмиграция из Шанхая обусловливалась народной революцией в стране, то последующие всплески оттока русских – исключительно обострением противоречий между СССР и КНР.
Передача в 1952 году Китаю советской стороной прав на бывшую КВЖД спровоцировала превращение слабого ручейка реэмиграции из Маньчжурии в полноводный поток. Некоторое охлаждение двусторонних отношений после смерти И.В. Сталина способствовало дальнейшей активизации отъезда русских. Последняя наиболее значительная волна возвратных миграций из Маньчжурии относится к 1956 году. Этому благоприятствовал курс советского руководства на интенсификацию развития республик Средней Азии и Казахстана. Думается, ориентация на переселение в Казахстан была в еще большей мере характерна для жителей Джунгарии. Резкое сокращение численности русских в Синьцзяне произошло в середине 50-х годов.
Рост напряженности в советско-китайских отношениях сопровождался резким ухудшением положения русской диаспоры. Окончательный отъезд русских из Харбина в Советский Союз пришелся на начало 60-х годов. После этого реэмиграционные движения были связаны почти исключительно с Джунгарским очагом. Известно также о заметной репатриации в тот период членов старообрядческих общин из Монгольского Алтая. При этом по-прежнему значительным оставался отток русских в Австралию, это направление стало важнейшим маршрутом исхода русских за пределы Китая.
Продолжительный массовый исход русских из КНР привел к почти полному их исчезновению в районах традиционного проживания в восточных областях страны. К началу 80-х годов ХХ века русские в КНР оставались в Синьцзян-Уйгурском автономном районе (2,9 тысячи). Примечательно, что местная крайне малочисленная русская община еще совсем недавно сохраняла способность к естественному воспроизводству. Тем не менее, можно предположить, что эта этническая группа в Китае обречена в ближайшие десятилетия на ассимиляцию, если ее этническому выживанию не окажут помощь власти КНР и Российской Федерации.
