Андрей Онтиков, международный обозреватель
Визит премьер-министра Израиля Биньямина Нетаньяху в США 7 апреля стал не просто очередной главой в истории отношений двух стран. Итоги прошедших переговоров выводят Ближневосточный регион на перепутье между деэскалацией и масштабным региональным конфликтом.
В ходе диалога главы израильского кабинета с Дональдом Трампом были затронуты двусторонние отношения и, в частности, вопрос торговых пошлин, которые американский президент ввел ранее в отношении ряда стран. Кроме того, хозяин Овального кабинета в очередной раз повторил свою мантру о намерении установить контроль над сектором Газа. А Биньямин Нетаньяху вновь поддержал ранее озвученную Дональдом Трампом идею "добровольного переселения" людей из палестинского эксклава.
Но центральной темой переговоров, как представляется, стала ядерная программа Ирана. Американский президент ещё совсем недавно требовал от Исламской республики заключить новое соглашение в двухмесячный срок и угрожал "бомбардировками, подобных которым они прежде не видели". Теперь же он раскрыл, что 12 апреля пройдут переговоры между представителями Вашингтона и Тегерана. В МИД Ирана эту информацию позже подтвердили. Местом для диалога был выбран Оман, страна, которая традиционно занимает нейтральную позицию в большинстве конфликтов, а потому зачастую играет роль арбитра и посредника.
В обычных обстоятельствах перспективы таких переговоров выглядели бы далеко не мрачными. Но вот тут-то и проявил себя фактор визита Биньямина Нетаньяху в Вашингтон. Согласно данным портала Axios, израильский премьер настаивает на полном сворачивании иранской ядерной программы, включая её "мирный компонент", по так называемой "ливийской модели" — сценарию, при котором Тегеран должен демонтировать инфраструктуру и уничтожить запасы обогащенного урана.
Вместе с тем для Ирана ядерная программа, даже в её заявленном "мирном" формате, давно переросла статус технологического проекта. Она превратилась в символ национальной гордости, независимости и сопротивления внешнему давлению. Согласно официальной позиции Тегерана, работы в этой сферы необходимы для развития медицины — производства радиоизотопов для лечения рака, модернизации сельского хозяйства и обеспечения потребностей в электроэнергии в условиях, когда санкции США и их союзников блокируют доступ к современным технологиям. Например, Ирану удаётся покрывать не только свои потребности в радиофармпрепаратах, но и направлять их на экспорт. Сворачивание программы, как того требует Израиль, ударит не только по престижу иранский властей, но и по ключевым отраслям экономики и социальной сфере. При этом Иран, по данным МАГАТЭ, уже обладает 274,8 кг урана, обогащенного до 60%. Технически этого достаточно для создания ядерного оружия при дальнейшем доведении уровня обогащения до 90%. Этот факт, по мнению Биньямина Нетаньяху, делает угрозу «экзистенциальной» для Израиля и требует немедленного вмешательства.
Однако, ссылаясь на опыт Ливии 2003 года, когда Муаммар Каддафи добровольно ликвидировал зачатки ядерной программы, израильский премьер явно не берет в расчет, что Триполи на тот момент не имел ни развитой ядерной инфраструктуры, ни поддержки таких игроков, как Россия и Китай. Да и в целом позиционировать ливийский опыт как удачный, по меньшей мере, странно, учитывая то, что сделали с этой страной и с её лидером в 2011 году натовские войска.
Биньямин Нетаньяху, чья политическая карьера балансирует на грани из-за внутренних скандалов, использует иранскую угрозу как инструмент консолидации власти. В прессе время от времени появляются сообщения, что Израиль планирует удары по иранским ядерным объектам. Но похоже, что в Тель-Авиве предпочли бы загребать жар чужими - американскими - руками.
Что касается Ирана, то он входит в апрельские переговоры в крайне уязвимой позиции. Боевые действия в секторе Газа, поражение "Хезболлах" в Ливане, смена режима в Сирии - все это сильно ударило по позициям Исламской республики. В военном отношении Тегеран ничего не сможет противопоставить США, которые к тому же обычно действуют в коалиции с другими странами. Теоретически иранские военные могли бы перекрыть Ормузский пролив, затопив там свои суда и корабли. Таким образом будет остановлена транспортировка нефти из Персидского залива. Но этот вариант выглядит как временная мера, не способная повлиять на общий ход противостояния. Конечно, такая ситуация даёт возможность оппонентам Тегерана разговаривать с ним языком ультиматумов. К тому же условия США ещё при прошлой администрации выходили далеко за рамки ядерной сделки: прекращение Тегераном поддержки лояльных формирований в различных странах Ближнего Востока и остановка работ по ракетной программе.
Как бы то ни было, любые формы воздействия на Иран, отличные от дипломатических, ставят под удар не только Исламскую республику, но и Россию. Москва участвовала в строительстве АЭС в Бушере и в целом достаточно плотно вовлечена в развитие ядерной программы Ирана. Тегеран остается одним из ключевых покупателей российского оружия. А в январе этого года две страны подписали договор о стратегическом партнерстве. Внешняя агрессия, а уж тем более силовая смена режима в Тегеране, приведут как минимум к репутационным издержкам для России, а как максимум - к появлению недружественного руководства в стране, имеющей выход в Каспийское море. С другой стороны, Москва только-только начала налаживать диалог с США, и сводить все на нет в свете ситуации вокруг Ирана было бы неразумно. А потому посредническая роль - это чуть ли не лучший вариант, который сейчас есть в запасе у Москвы: диалог в Омане, к слову, непрямой, мог бы трансформироваться в полноценные переговоры при российском посредничестве с выходом на сделку по ядерной программе.
Пока же сценарии развития событий колеблются между осторожным оптимизмом и апокалипсисом. Первый вариант — заключение ядерной сделки, где Иран замораживает обогащение урана в обмен на частичное снятие санкций. Второй — ограниченные удары США по ядерным объектам, которые, однако, спровоцируют волну атак прокси-групп против американских баз в Ираке и Израиля. Третий, самый мрачный, — полномасштабная региональная война, вероятно, с вовлечением в нее России и Китая. Какой бы путь ни был выбран, апрель 2025 года может стать поворотным моментом. Биньямин Нетаньяху, делая ставку на силу и подталкивая Дональда Трампа к её применению, рискует развязать конфликт, который перепишет карту Ближнего Востока. Иран, балансируя между национальной гордостью и выживанием, оказался в непростой ловушке. А мир, затаив дыхание, ждет — сможет ли дипломатия взять верх над инстинктом разрушения.
